Счастье эгоистично, и мы были полностью растворены друг в друге. Мне ничего не нужно было от Тебя, кроме Тебя самого. Но мы оба страстно хотели иметь общего ребенка, рожденного от ТАКОЙ любви. Но наше желание обошлось для нас горем, а для меня – двойной, нет, даже тройной утратой…Я забеременела пред новым 2005 годом. Ты был вне себя от счастья – Ты хотел растить ребенка, видеть каждый день, как он становится личностью, наблюдать за каждыми минутами его жизни. Дети вообще были главной ценностью в Твоей жизни, Твоим виноградником, который человек может посадить, взрастить и оставить после себя. Наши отношения стали еще более трепетными. На третьем месяце беременности мы уже не скрывали этого от родственников и друзей. Но, тут в наше счастье вмешался злой рок. Мы отпраздновали 8 марта, объехав и поздравив всех, посидели вдвоем в небольшом ресторанчике. Дома же, вечером, я почувствовала себя плохо. Почему же это испытание, если его нельзя было обойти, не случилось в другой, не праздничный день? Возможно, тогда были бы шансы все исправить… Врач, принимавший роды моего первого ребенка, не брал трубку. Про платные клиники мы, растерявшись, просто забыли. Как зомбированные, мы набрали спасительное «03» и долго-долго, целую вечность, ждали «скорую».
Меня привезли в больницу и положили в палату до «послепраздничного» выхода на работу врачей. К обеду следующего дня я узнала, что на следующее утро мне будут делать аборт.
Ты сидел в коридоре больницы, пока я была в операционной. А потом в больницу привезли женщину с сильным кровотечением, и врачи «попросили» Тебя отнести меня, под наркозом, в палату…
Я сидела и выла на кровати в переполненной палате. На меня испуганно смотрели женщины, которые не могли понять причины такой реакции. Ведь с их точки зрения, ничего страшного не произошло – я была молода, организм должен был восстановиться в течение года, и тогда можно было снова думать о ребенке. Да и я, скорее, не понимала, а просто ЧУВСТВОВАЛА, что беда вошла в наш дом. Мне было не просто страшно, а жутко. Это было предчувствие дыхания смерти.
… Через три дня после моей выписки из больницы умер мой отец. Мы организовывали похороны, при чем я делала все на автопилоте, потому что у меня не падала температура.
А через несколько дней Ты «сорвался». Ты пил и пил, доводя себя до исступления. В одну из таких страшных ночей я проснулась от того, что Ты гладил меня по животу и плакал…
Мы обратились к наркологу. Но все равно, спустя минимальный срок после лечения, Ты начал «сокращать время» недельными выпадениями в запой. И постепенно стал трансформироваться в совсем другого человека – человека, которого я раньше не знала и даже боялась.
До тех пор, пока алкоголизм не входит в жизнь семьи, никто не имеет опыта не только борьбы с этой болезнью, но и отношения к ней. В советском обществе, из жизни которого была вытеснена церковь, где человек мог бы покаяться в грехах, и не было психологов, которым можно было бы излить душу в надежде на правильный совет в ситуации, пьянка стала единственным способом «поговорить по душам». В момент ложного расслабления и притупления стыда люди изливали друг другу проблемы, сами не осознавая того, что не решают их, а лишь делят свою боль на всех. Практически неизменной осталась эта традиция и в наши дни.Более того, я могу с полной уверенностью сказать, что НИКТО не может самостоятельно разобраться в том своем состоянии, когда спиртное уже становится отравой для организма. Человек самоуверен, он считает, что врага можно победить, если его знаешь в лицо. Да вот только проблема в том, что у этого врага нет лица – у него есть множество дьявольских личин, обманывающих и самих несчастных, и их семьи, и друзей.Теперь я уже знаю, что у человека, больного этим страшным, смертельным недугом, в организме отсутствует фермент, расщепляющий молекулы спирта. И они, накапливаясь, превращаются в ацетон, заставляя принимать все новую и новую дозу для облегчения «ломки» от бродящего по телу яда.
Я отвела к наркологу с десяток друзей, знакомых и друзей знакомых. Не знаю, все ли вылечились, но несколько человек, с которыми я продолжаю общение, действительно побороли эту болезнь. Для них визит к врачу стал вовремя сделанной операцией. А вот своего, единственного, я не смогла спасти. Наверное, так и бывает – человек может гораздо больше сделать для других, чем для себя в подобной ситуации.
Я нашла в Твоем портфеле наполовину выпитую литровую бутылку «Русского стандарта» и со мной снова случилась истерика. Жестокая истерика. Ты не выдержал ее и уехал на дачу. Я кричала вслед: «Я не хочу тебя больше видеть! Я не могу наблюдать за тем, как на моих глазах умирает любимый человек!». Я проревела всю ночь, а наутро уже мчалась за Тобой. На такси, за 100 километров от города. Ты прижал меня к себе и сказал: «Что бы ни произошло в жизни, нас может разлучить только смерть одного из нас, потому что мы растворились друг в друге до диффузного состояния…».
«Друг не тот, кто в застолье крут,
И когда за здоровье пьют,
Друг не будет тебе кричать:
«Пей до дна!»,
– я часто раньше слышала эту песню, но вот истинное значение слов из нее начала понимать только тогда, когда они напрямую коснулись нас.
Я не забуду лиц тех, кого просила о помощи. Она заключалась бы для меня в том, чтобы совместно помочь человеку не чувствовать себя «белой вороной» в момент общих встреч, и, как следствие, выпивок – ведь больной алкоголизмом просто не может, не должен быть «как все», запуская в организм яд вновь и вновь! Но вместо того я запомнила случай, когда мне пришлось закрыть Тебя в квартире без грамма спиртного, чтоб не допустить очередного срыва в запой. Но вечером я нашла Тебя мертвецки пьяным. Рука друга спустила бутылку водки с крыши на веревке… Для вас обоих в тот момент это была своеобразная игра, а по сути – русская рулетка с полным барабаном пуль.
Я никого не виню. Я не имею на то права. Ибо никто не ведал, что творил.
По выходным мы любили ездить куда-нибудь – куда приведет мимолетное желание. Если на улице мрачно, такие поездки заканчивались походом по веселой суете супермаркетов, в которых многочисленные покупатели, такие же, как и мы, праздно шатаются лишь с одной целью – потратить всю взятую с собой наличность. Теперь я физически не могу бывать в доброй половине киевских магазинов. Ведь мы там не просто были вместе, это было единственное место, где мы часто ссорились, и было это у вино-водочного отдела. Я убеждала Тебя, что это не нужно, а Ты отвечал, что ничем не отличаешься от всех… Алкоголь уже стал для Тебя продуктом питания, накапливался в Твоем организме, превращая кровь в ацетон.
Я исчерпала все известные мне возможности борьбы – наркологи, просьбы о помощи друзей, попытки изменить стереотип поведения в кризисной ситуации с помощью психолога, народные методы, «сухой закон» в доме и обращение к священникам…Когда Ты начал уезжать на дачу, чтобы я не видела моменты Твоего «расслабления», я попыталась достучаться до Тебя, написав письмо, в котором были такие строки:«Любимый, здравствуй.Я пишу тебе, как будто разговариваю. Я уже давно поняла, что не могу почему-то выражать то, что чувствую, словами. Мне стало намного проще выражаться на бумаге. Это все равно, что писать роман о чужих переживаниях. Так проще. Так есть только я и мои мысли. И спорю я так только с собой. И ругаюсь только с собой.
А мне уже давно нужно помириться с собой и так, сидя за компьютером, я пытаюсь это сделать. Я пытаюсь примириться со своей внутренней болью. Она есть и ее очень много. Я уже поняла, что с ней можно только примириться, потому что избавиться от нее не получается. Мне больно от того, что у меня в жизни теперь уже очень мало покоя, понимания и проявлений любви. Этот недостаток ощущения любви я компенсирую постоянными дурацкими вопросами о ней. Я знаю, какой будет ответ и мне не легче от него. Я жду, когда я буду ее чувствовать, когда я не буду бояться за завтрашний день и за то, что я окажусь одна. Одна перед проблемами, одна во всем…
В постели сейчас я уже одна. Я не хочу туда и потому сижу на кухне. Помнишь, как ты говорил мне, что не можешь спать один, что именно тогда и чувствуешь свое одиночество? Я вспоминаю наш сегодняшний разговор и опять не верю в твою любовь. Точнее, верю, но это уже не та любовь, которая нужна женщине. И не та, которую ты мне обещал. И не та, которая была у нас вначале.
Я включила музыку, под которую хорошо быть вдвоем и плачу. Я оплакиваю свою мечту о семейном счастье. Как жаль, что мы не встретились с тобой в нашей молодости. Наверное, тогда не было бы ни моих слез, ни твоего желания уйти от проблем реального мира в запой…
Но сейчас все есть, как есть. Я вылечила тебя от одиночества и заболела им сама. И я не знаю лекарств от этой болезни. Я очень хочу ребенка, но сейчас все больше задумываюсь о том, что он будет таким же как я – существом, у которого есть все кроме любви. И я больше не питаю иллюзий по поводу семейного идеала. Это – плод моего воображения, воспитанный на различных романах. Я очень поздно почувствовала себя «тургеневской девушкой». Есть очень много вещей и обстоятельств, которыми не хочется даже марать бумагу, но это то, среди чего я живу – это и неуверенность в завтрашнем дне во всех смыслах; и тот яд, который я слышу о перспективах наших отношений практически со всех сторон; и живущий во мне страх (он, наверное, уже навсегда, что бы не происходило) того, что ты посчитаешь возможным пить (жить) «как все». Прости меня за эти слова и за напоминание о плохом.
…
Мое письмо как мой дневник. Теперь ты знаешь как я жила эти дни без тебя. Я больше не хочу так. Я хочу тебя. Если ты – мой и если ты меня понимаешь. Я стараюсь понять тебя. Я буду стараться сколько смогу. Пожалуйста, пойми меня.
P.S. Я тебя ЛЮБЛЮ! И хочу, чтобы об этом знали не только наши мобильные телефоны, в которых хранятся бесчисленные СМСки, но и этот компьютер и все те «беспокоящееся» о нашем благополучии друзья и родственники. К их отношению к нам я не испытываю не каких иллюзий и поэтому их мнение интересует меня постольку, поскольку это накручивает тебя в ситуациях абсолютно банальных. Дай нам Бог разобраться в истинности и искренности наших намерений. Дай нам Бог отделить эгоизм и ревность от любви и доброты.
Время не только рассудит, но и покажет реальную, а не надуманную мотивацию наших поступков. Я тебя ЛЮБЛЮ!»
Ты сам просил о помощи, просил найти способ избавиться от мучений. И тут же просил глоток хоть чего-то спиртного, чтобы на время спастись от невыносимой физической боли, вызываемой бродящим в организме ацетоном. Ты полностью перестал спать и есть. При помощи друзей я нашла еще одну ниточку, путь к спасению. Мы съездили к батюшке в Катюжанку. Тебе стало мучительно плохо еще по дороге и еле хватило сил дождаться конца очереди, растянувшейся на километры в ставшие для меня кошмаром три часа ожидания. После этой поездки Ты не пил полгода. Мы отпраздновали новоселье. Ты опять становился самим собой, мы опять говорили о совместном ребенке. Но однажды что-то случилось, что-то выбило Тебя из душевного равновесия. И Ты пришел домой с бутылкой коньяка. У меня как раз были подруги. Независимо от их присутствия либо отсутствия в этот момент я понимала, что ничего не могу поделать. Видя мое изменившееся настроение, и не понимая причины этого, все стали расходиться по домам. Но кто-то из гостей все-таки застал «помутнение моего рассудка». Оно была подобна тому, в больнице. Я закрылась в спальне и снова выла, не в силах ничего изменить. Только сейчас свидетели этой сцены поняли ее причину и то, что это было не помешательство, а безысходность.
Затем я пошла на крайность. Я… обратилась к колдунам. Человек, к которому я обратилась, спросил, хочу ли я ЭТОГО. И, слава Богу, после его слов я не довела эту попытку до конца – сейчас я понимаю, что, попробовав ЭТО, я бы загубила бессмертную душу, как свою, так и Твою. А результат был бы один…
*******
«Все это похоже на какую-то разводку
Наркотики нельзя, но можно водку…»
Я бы еще усугубила эту фразу из песни – в некоторых случаях, для людей, страдающих зависимостью, очередная рюмка равносильна гигантскому шагу к смерти. Так почему бы людям для «остроты ощущений» не колоть друг друга шприцами, зараженными СПИДом вместо чоканья и тостов «за здоровье»?!
Я не могу без ужаса вспоминать, как Ты – сильный человек – просил о помощи, осознавая, что не можешь побороть болезнь, молил что-то сделать!
И только когда я исчерпала все возможные (либо просто известные мне) способы, я пришла к крайнему – разрыву, целью которого должна была стать последняя попытка самостоятельного возвращения Твоей воли к жизни.
ЛЮБОВЬ
Ты больше всего боялся потерять меня. Надрыв в отношениях, которые невозможно было разорвать, но можно было отравить, и физическая невозможность ничего исправить были невыносимы. Я жгла мосты, продолжая надеяться на чудо, на то, что все вернется, хотя и не знала как. Надежда на то, что любовь окажется сильнее, что Ты придешь и скажешь, что справишься, что я должна только помочь, как это было раньше, не покидала меня. Я понимала, что невозможно разорвать ту нить, что соединяет нас. «Осень. Киев. Майдан. После бани сижу в кафе и пью зеленый чай с лимончиком. Смотрю на проходящих мимо людей и ловлю себя на мысли, что в потоке высматриваю тебя. Или похожую на тебя, хотя бы внешне. Не нахожу. Есть только отдельные фрагменты. Глаза, лицо, фигура. Но это все не то. Душа застыла. Наверное, это любовь. Поздняя. Последняя. Осень.» – так Ты прощался со мной, наверное, сам еще того не понимая. Во время нашей первой счастливой поездки в Египет однажды ночью Ты закричал и проснулся от кошмарного сна. «Мне приснилось, что ты меня бросила, и я умер» – сказал Ты мне. Вспоминая эти слова, теперь я понимаю, что после этого не уверовать в Провидение может только душевно слепой.
Как бы осознавая на подсознательном уровне, что уходишь, Ты объезжал наших друзей…Уже когда Ты ушел из земной жизни, друзья продолжали пересказывать мне разговоры с Тобой. Ты всех просил передать мне, как любишь меня и что не можешь меня потерять… А еще, одного из друзей, свидетеля на нашей свадьбе, Ты попросил подарить мне на день рождения 19 желтых роз от Тебя. «А подарок я сам придумаю». Возможно, Ты надеялся и старался все-таки справиться с болезнью – ведь это был бы для меня главный и единственный подарок… Желтые розы стояли у меня долго-долго. Я разговаривала с ними, обращаясь к Тебе…
«Ты знаешь, что я верю, в то, что ты меня любишь, в то, что никогда не забудешь…» – написал Ты мне за неделю до смерти. Ты называл меня «злюкой-малюкой надувшейся» и добавлял: «самое интересное, что потом, я тебя любую приму». Только теперь я понимаю, что речь тогда шла уже о нашей будущей встрече в Вечности.
*******
И теперь, когда я хожу по местам, которые были дороги для нас двоих, я понимаю, что необходимо просто поменять отношение к ним, нужно заново учиться жить и открывать для себя другие стимулы для радости. А еще – нужно полюбить опять ставшие ненавистными мне выходные, преодолеть нежелание просыпаться без Тебя и вернуться в реальность.
Я зашла на Твою могилу после того, как заказала панихиду на кладбище на 40-й день. Я шла и думала, что не взяла даже цветочка человеку, который мне так много их дарил. Я просто не думала об этом, я ехала договариваться с батюшкой, но все равно не могла не навестить Тебя. Но возле надгробной плиты я увидела букет желтых цветов. Таких, какие Ты просил друга подарить мне на день рождения от Тебя… И я подумала, что кто-то приходил и принес их. В тот же день мне позвонила женщина-работница кладбища, которую я просила ежедневно менять догоревшую свечу. Она сказала, что выполнила все мои просьбы и добавила: «А еще у меня остались деньги от покупки свечей, и я сегодня утром купила желтые цветы от вас и положила на могилу». Так значит, это были мои цветы! И на душе хоть чуть-чуть стало легче и теплее…
Наше связь остается такой глубокой и нежной, что боль постепенно трансформируется в светлую грусть и надежду на прощение грехов и встречу в Вечности. Тяжело лишь от того, что ценой появившегося света в моей душе является отсутствие в мирской жизни любимого человека.
«В еклічнім місті Львові ретро-церква є,
Сховавшись у вірменському кварталі,
Там не рабом себе, а сином Божим блудним маєш.
В давньозавітнім храмі тім язичниця хрещена
Молитву-мрію шепотіла.
І як свіча згорає й воском у пісок даремно не спливає,
Так і молитва відлунала і променями віри загоріла,
Тепло надії надала, чуття любові залишила»
Любимый, это Ты писал мне, когда я молилась за нас. Теперь же моя молитва о Тебе будет постоянной, сколько я живу.
Не знаю, есть ли рецепт того, как переносить ТАКУЮ боль. Для меня спасительными стали три вещи. Как ни парадоксально, переключение на заботу о родных и близких приходилось делать через силу. Нельзя отогреваться возле ребенка или мамы, не имея в своей душе тепла. Это эгоистично и жестоко по отношению к ним. К миру, к людям, нужно приходить со светом в душе, а не с выжигающей душу болью. Спасением же от нее стали беседы со священниками, чтение молитв и постижение христианских основ бытия. Ежедневные беседы с близкими по духу людьми помогают расставить по полочкам в своем сознании всю полученную духовную информацию. И еще – я пишу эти строки. Я выливаю в них все, чем полна душа. Иначе тот свет, что в ней есть, может взорвать ее изнутри, а тот ужас, который на время затмил светлое в наших душах, может охватить и погубить ее. А еще – нужно просто жить, и я хочу научиться всему, что умел Ты. Это будет непросто, слишком многое было дано Тебе Богом, намного больше, чем мне, но я попробую!
*******
Мы давно хотели написать вдвоем книжку. Только вот кто знал, что мне придется делать это одной, и она станет дневником именно нашей жизни. Но, если Господь меня выбрал для переживания таких неземных страстей и наделил такой божественной Любовью, значит, он возложил на меня – нет, на нас с Тобой! – определенную миссию – быть примером и инструментом в его борьбе с одним из проявлений зла на земле.
«Не надо слов? Слова пусты?
Но слово есть всему начало,
Оно же может быть концом
В последнем слове трибунала.
В средине слова «слово» символ «о» —
Ноль – ничего, круг – это вечность,
Суть неизвестности того, как наше слово отзовется», —
написал Ты когда-то. Мне же сейчас хочется, чтобы мои слова о нас и о проблеме, вставшей между нами, отозвались в душах людей и, возможно, изменили общество к лучшему.
«Слава Тебе, Господи, посылающему нам неудачи и скорби, дабы мы были чуткими к страданиям других!» – эти слова из акафиста теперь имеют для меня особое, глубокое, личностное значение.
«Слава Тебе, Господи, за промыслительные встречи с людьми!»Мы с подругой опять поехали в командировку в Германию. По иронии судьбы нас поселили в том же номере, в котором мы были и раньше. Но теперь я не хотела и не могла быть в нем и видеть ТОТ ЖЕ телефонный аппарат, который в прошлый раз соединял нас каждый вечер…Я сидела и плакала на скамейке в чужом городе, в чужой стране. Я только осознала всю глубину ужаса, заключенного в слове «никогда». И только поняла весь трагизм песни из фильма «Горец», навязчиво застрявшей в ушах:
«There’s no chance for us
It’s all decided for us
This world has only one sweet moment
Set aside for us
Who wants to live forever?
Who wants to live forever?..»
Мимо сновали люди, которым не было дела ни до меня, ни до моей беды. Я же сама еще не была готова посмотреть на свою боль со стороны. И не была готова к выводам и размышлениям о вечности. Не была готова осознать, что с прошлым нельзя бороться – у него никогда не выиграешь. Жить нужно только будущим.
Подруга, видя мое состояние, потащила меня в ближайшее кафе. За соседним столиком сидели двое мужчин. Услышав нашу русскую речь, они заговорили с нами. Это были россияне, приехавшие в Германию из Ростова-на-Дону по делам. Узнав причину моего настроения, они пересели к нам. Оказалось, что один из них – полковник в отставке, прошедший две чеченские войны. До позднего вечера он говорил со мной о жизни и смерти, о том, что жизнь не заканчивается для ушедшего из людского мира и не может закончиться для оставшихся на земле. О том, что предательством по отношению к любимому человеку является бездеятельная скорбь и отсутствие работы души. А через день эти люди снова встретились с нами, и мы поехали в православную церковь в Висбадене. После молитвы за вечную жизнь любимого человека на душе действительно стало светлее. Я не знаю практически ничего об этих людях, кроме их имен, но как же вовремя они повстречались на моем пути и как я им благодарна!
А когда мы вернулись на вокзал, и мои спутники разбрелись по сувенирным магазинам, я стояла и думала, что через день у меня мой первый день рождения без Тебя. И тут из одного магазинчика вышла подруга с зажигалкой со стразами. «Не знаю, почему-то мне захотелось купить ее для тебя». А из другого – ростовчане с брелком с точно такими же стразами мне в подарок! Вот такой вот комплект как подарок от Тебя, который Ты мне сделал посредством тех людей, что помогали мне переживать горе Твоего отсутствия.
*******
«Как тебя утратить, милый?
От любви любовь зажглась,
Так ее волшебной силой
Ты мне молодость укрась.
Я хочу, чтоб увенчала,
Мой поэт, тебя молва.
Жизнь берет в любви начало,
Но лишь духом жизнь жива.»
Эта эпитафия теперь будет всегда встречать меня на Твоей (нет, нашей) могиле. На могиле моего Есенина. Но кроме нее в душе будут вечно жить Любовь, которая бессмертна, а значит, и Вера в вечную жизнь, и Надежда на то, что наш несовершенный мир поймет и примет одну простую вещь – свет жизни можно погасить разными средствами. И одно из них просто и на первый взгляд не опасно.
Я писала эти строки с такой скоростью и практически не перечитывая, как будто Ты водил моими руками по клавиатуре. И мне кажется, что я выполнила Твое желание – рассказала историю о нашей жизни и одном из самых коварных ее врагов, искалечивших наше счастье, но не убившем нашу Любовь.