История описанного здесь куска моей жизни
рассказана спонтанно, с пробелами, ибо я не помню
в силу обстоятельств четко,
как складывались события тех дней
1. ТРАГЕДИЯ
Был жаркий июньский день 1997 года. Не так давно я сдала первую сессию, оставив на осень кучу «хвостов», из-за которых очень переживала. Помню, моя подруга еще часто утешала меня: «Да, не переживай ты так. У тебя же все в семье живы-здоровы – это самое главное!»…
В тот день я как обычно вышла на работу на кафедру. Даже не знаю, зачем. И не нужно было по сути выходить. Но решила «залатать дыры», чтобы не оставлять долги на лето.
За день до этого у нас в семье случился скандал, после которого брат ушел к отцу, жившему на тот момент отдельно от нас.
Весь рабочий день я не могла отделаться от навязчивой мысли позвонить брату, чтобы позвать его к себе на работу или даже поехать к нему. Тянуло душу сильно, как магнитом. Я даже разозлилась на себя, помню. Никогда такой тяги не было. Даже не знаю, почему, но решила не ехать к нему, а просто позвонить вечером… Сразу скажу, что были мы с ним единым целым – он на год младше меня, и все трудности и горести мы делили с ним поровну. Только в год моего поступления в Университет мы несколько отдалились друг от друга – я была опьянена фактом поступления и появлением большого количества друзей…
Вечером того же дня я поспешила домой.
Поспешила, чтобы зайдя в квартиру, узнать новость, которая убила всю нашу семью, нашу жизнь и ее смысл, нашу радость быть всем вместе — мой брат покончил с собой.
Прошел где-то час после моего возвращения домой, как мне позвонил отец. Я только услышала его голос, и мое сердце заколотилось. Я все поняла без слов. Отец выдавил еле слышно: «Элиша, Андрюши больше нет. Он повесился»… Трубка выпала у меня из рук, я обмякла и опустилась мешком на пол. Внутри все сжалось. Я долго не могла осознать случившееся: ведь еще вчера мы с братом говорили, строили какие-то планы, хотели вместе поехать отдыхать… А сегодня ЕГО НЕТ! Слова не могут передать эту боль.
Я с ужасом ждала возвращения мамы, решив быть с ней и не поехав к отцу. Я с ужасом ждала ее возвращения. Младшей сестренке решила до поры до времени ничего не говорить.
Уйдя в нашу общую с братом комнату и закрыв дверь, я рыдала, разговаривала с братом, билась головой о стену и не чувствовала боли. Теперь понимала, почему меня так тянуло весь день к нему и проклинала себя, что не прислушалась к внутреннему голосу. Не помню, много ли времени прошло. Но когда пришла мама… Я открыла ей дверь, она увидела меня, взъерошенную и опухшую от слез… И сразу все поняла. Даже не знаю, как. Она зарыдала, даже не зарыдала, а упав на пол, закричала: «Не-е-е-ет!» На наши причитания выбежала моя младшая сестренка. Я тогда думала, что маленькие ничего не понимают: но эта новость ввела ее в оцепенение, глаза стали стеклянными, потерянными и полными ужаса. Она не плакала, нет. Просто не могла сказать ни слова.
Мама нашла в себе силы позвонить отцу. Он не мог говорить, т.к. приехала милиция со скорой помощью, чтобы составить экспертизу, забрать тело, погрузив его в черный мешок. Мне это казалось жутким: мой родной, самый близкий человек — в черном мешке. Мертвый.
Я успела позвонить самой близкой подруге, попросив приехать, побыть с нами рядом некоторое время.
Мы метались из комнаты в комнату, валялись на полу от боли. Сестренка вспомнила, что днем кто-то звонил несколько раз и сопел в трубку, явно плакал. Когда она спросила, наконец: «Андрей, это ты?» На том конце бросили трубку…
Подруга приехала достаточно быстро и не одна – с мамой. Безусловно, они ни чем не могли нам помочь. Они просто сели с нами рядом и слушали, слушали, слушали, плача вместе с нами. А мы говорили и говорили, прерываясь рыданиями. Далеко за полночь они все-таки уехали. Это был жуткий момент – остаться один на один с горем. Мы с мамой вроде бы и вместе, но для каждого потеря своя: для меня – брата, для нее – сына. Эта боль отнимает все силы, приковывает к постели, и сверлит, сверлит, сверлит тебя. В душе сверлит, раскурочивая ее. Мне казалось, реально казалось, что меня режут по-садистки, снимают с живой кожу, до такой степени сильной была боль. И она была не только на уровне душевном. Это была невыносимая физическая боль. Помню, у меня отнимались руки и ноги. Я не могла встать с постели.
Помню, на следующий день друзья брата обзвонились ему: все одновременно захотели его видеть. Но мне так не верилось, что он умер, что я придумывала тысячу причин, объясняя, почему он не может говорить и где он сейчас, пытаясь не разреветься в трубку. Помню, я решила говорить с ними о брате как о живом, думая, что тогда и для меня он будет жив. Шли дни, а друзья все продолжали звонить. А я продолжала придумывать причины отсутствия брата. И, конечно же, пришел однажды момент, когда я не выдержала… Как не выдержала однажды боли. Вместе с мамой. И мы пошли за водкой, чтобы уйти от ужасной действительности и разрывающей боли. Я никогда не позволяла себе больше бокала вина и то по праздникам. Но тут просто не могла справиться с болью. И так мы начали пить каждый день. Я не приходила в сознание, мне кажется, месяц. Полмесяца точно вообще не ела – только пила. Водку. Рядом с моей и маминой кроватью стояли артиллерии бутылок. Как только мы слегка приходили в сознание – выпивали из горла так, чтобы потерять сознание, потерять ощущение действительности и уходили опять в забытие. Боль если не отступала, то не разрывала на части. Я помню, что лежала на кровати, свернувшись калачиком – так было менее больно.
Что для меня до сих пор является непонятным… Мне сложно в это поверить, и кто-то это явление объяснит я даже предполагаю как. Но до того, как мы с мамой ушли в запой, в самые первые дни после смерти моего любимого брата я столкнулась со одним странным явлением. На какой день это стало происходить, я уже не помню. Но это было. И было вот что. В комнате, где находилась наша с братом общая комната, и моя спальня, был старый паркетный пол (собственно, как и во всей квартире), который мы оба знали наизусть: в некоторых местах половицы скрипели, и в каждом месте – по-своему. Так вот в одну из ночей я проснулась от ужаса: я чувствовала, что кто-то ходит по комнате. Почему-то у меня была уверенность, что это брат. Я не видела никого. Но могла понять, где он находится – по легкому звучанию половиц: вот он встал посреди комнаты, сейчас остановился у окна. В один момент мне даже показалось, что кто-то как будто бы присел на мою кровать, я ощущала его рядом. Не помню уже, сколько ночей я выдержала. Несмотря на мои предположения, что невидимка является моим братом, мне было очень страшно – до этого я ни с чем подобным не сталкивалась. Родители и сестра мне не верили и даже смеялись (если это можно так назвать в подобной ситуации), говорили, что это у меня с горя… В итоге я отказалась спать в своей комнате, и сестра, чтобы убедить меня в моей неправоте, согласилась со мной поменяться… В итоге она не выдержала и нескольких часов – сбежала к нам: она услышала и почувствовала все то же самое… Через некоторое время эти посещения прекратились.
В какой-то полудреме прошли похороны. Помню, как я лежала на гробе в автобусе «Ритуал» всю долгую дорогу, пока мы ехали на кладбище, и не хотела его отпускать. Помню, как рвалась к брату моя мама, когда гроб уже опускали в яму. Помню, неморгающие, ледяные глаза сестренки. Помню поседевшего в один день отца. Помню заострившиеся черты брата – перед тем, как опустить гроб в землю, нам дали возможность с ним попрощаться… Помню поминки, но в полудреме: на помощь к нам приехали родственники, они очень помогли с организационной частью – мы совершенно ничего не соображали, чем, кстати, очень хорошо воспользовались в похоронном бюро, включив нам в счет огромное количество каких-то дополнительных не предоставленных услуг. Но это мы все поняли много позже… Однако, это не важно… Хотя. Может быть, удивительно, когда кто-то с холодным расчетом наживается на горе. Именно наживается.
И это был, пожалуй, один из первых моментов человеческого бессердечия, настолько поразивших меня. Второй, подобного же рода, случился, когда я спешила из Университета домой с денежной помощью (денег у нас на похороны не было – мы в то время жили очень бедно; финансово нам очень помог преподавательский и административный состав). Ко мне, опухшей от слез, подошел контролер и стал требовать проездной. В свой проездной для многодетных я забыла вписать имя и фамилию. Он придрался и стал требовать денег, угрожая милицией. Я сквозь слезы сказала, что тороплюсь на похороны брата, и что все имеющиеся деньги предназначены для них, и больше нет. Он, видя мое состояние, все равно вытряс столько, сколько ему было нужно. Сил спорить, качать права и ругаться у меня не было…
Помню еще, после всего, что случилось – учеба в престижном вузе, все мало-мальские успехи, все светлое будущее, в которое так верят подростки, для меня потеряло смысл. Я решила поехать в Университет и забрать документы, прекратить учебу. Для меня жизнь была закончена. В администрации нашего факультета почему-то всегда очень тепло относились ко мне. И в итоге мне отказали в выдаче документов, сказав приходить осенью, подумать, опомниться, успокоиться… У меня и тут не было сил настаивать – отказали, так отказали. Я восвояси поехала домой… И по дороге встретила того самого контролера, вытрясшего из меня те деньги, в которых мы тогда так нуждались. Увидев меня, он отвернулся, даже не подошел проверить проездной. Мне показалось, он меня узнал…
Шли дни за днями. Мы с мамой настолько сильно напивались, что не могли даже подняться с кроватей… И вот однажды, мама сказала «Хватит! Мы же спиваемся!». Я посмотрела на себя в зеркало: тело стало худым, лицо же распухло от слез и спиртного, точь-в-точь, как у спивающихся бомжей. И мне стало страшно от того, во что я превращаюсь. Надо было начинать новую жизнь. Действительно новую. Потому что без брата. Без человека, с которым ты вырос, делил все радости и горести…
Через некоторое время мама послала меня на отдых в Крым. Ко мне присоединилась еще моя подруга Лена, очень любившая Андрюшу. Один из первых дней совпал с 40-м днем после смерти брата. За день до этого мне было очень плохо. Несколько дней я ничего не ела. Может быть, это покажется глупым, нелепым, но тогда в свои только исполнившиеся 19 лет я решила, что этой жертвой, раз не молитвами, чем-то смогу помочь брату. Мало того, что он – самоубийца, да еще при жизни настолько запутался, что стал сомневаться в Боге, даже отказываться от Него. Тогда в нашу страну хлынуло море ненужной, сбивающей с пути литературы, вроде Ницше. И вот, когда это ложится на молодые ищущие души, которые начинают это читать, то исход порой трагичен…
Так вот, в ночь на 40-й день мне приснился сон, от которого на утро я не могла дышать от рыданий. Вот что я написала в своем дневнике в тот же день: «Сегодня приснился сон, не знаю, может, это игра подсознания. Но он оказал на меня огромное впечатление, так как все выглядело больно уж реальным. Андрюша всегда хотел посмотреть Университет. И вот мы там с ним оказались. Помню странное ощущение передвижения. Мне еще показалось, что у брата не было ног, и он парил в воздухе. Мы посмотрели яблоневые аллеи, которые я проходила каждый день, возвращаясь с занятий, побывали в корпусах, в аудиториях, где я училась,. Когда мы поднялись на 4-й этаж, я разразилась слезами, спрашивая, зачем, зачем он это сделал, ведь ничего уже не вернуть, и он же знал, как я его люблю. Андрей ответил, что на тот момент он чувствовал себя одиноким и никому не нужным, что звонил домой, чтобы поговорить со мной, но меня не оказалось дома. Сказал, что поссорился со всеми: родителями и друзьями, что от него ушла девушка.
— Я звонил еще по телефону доверия. Там мне не смогли ничем помочь. К тому же мужчина, как мне показалось, был вообще поддатым.
— Да, но ведь я. Ты не подумал, что будет со мной! Неужели ты меня забыл?
(извините, что тут я думаю только о себе, просто у нас с братом был договор, что если кому-то из нас плохо и тяжело – мы связываемся друг с другом и помогаем друг другу)
На это брат разразился слезами. Он плакал. Я видела его зареванное розоватое лицо в профиль, видела его страдания. Через некоторое время мы вышли из Университета.
-Как долго мне ждать встречи с тобой? Еще лет 40-45?
Он посмотрел на меня. В его глазах я прочитала: «Разве это много?»
Я продолжала:
-Я хочу к тебе, хочу к тебе. Проклинаю тот день, когда вышла на работу. Ты знаешь, я ведь могла и не выходить. Но так хотелось доделать работу! Тебе было в это время плохо, а я!..
Я рыдала, он тоже плакал.
— Как тебе Там?
-Да, ничего. Какая-то пустота. Только теперь я поверил в ад и рай… А хочешь я покажу тебе, где сейчас живу?
— Конечно, — ответила я.
Потом мы оказались с ним в огромном бескрайнем море, беснующемся, мутном, грязно-серо-синем с огромными пенящимися волнами.
«Неужели и здесь есть море?», — подумала я. Там была голая суша и море. И действительно ничего больше не было. Пусто во всех отношениях. Мы поплыли с ним. Море вызывало у меня жуткое ощущение. Вдруг непонятная мощная сила, не имеющая никаких четких форм, серо-черная, стала сильно давить на меня сверху, пытаясь потопить. Я вначале испугалась, а потом подумала, что буду вместе с братом и даже обрадовалась очевидному исходу. Андрюша как будто угадал мои мысли. «Ты должна жить, ты должна еще жить», – прокричал он мне, – «Плыви дальше, я скоро нагоню»… Через некоторое время брат меня нагнал, и я не знаю, что он сделал с напугавшей меня силой…
Тут меня стала трясти Ленка, чем и разбудила меня»
Лето подошло к концу. Осенью начались будни, в которые мне надо было втягиваться, не позволяя себе опуститься на дно – это я пообещала брату. Я сбегала с лекций или семинара пореветь в коридор всякий раз, когда что-то напоминало мне о трагедии. Почти все друзья отвернулись – даже самая близкая подруга, поддержавшая в первую минуту. И я понимаю – не каждый выдержит выносить вид чужого горя и слез. Остался только один друг — он бережно охранял мою жизнь, пресекая все попытки суицида, выслушивая мои бредни и истерики. Мы сохранили с ним дружбу, пройдя через годы – признательность и уважение мои к нему велики и поныне.
Я до сих пор порой возвращаюсь в тот день. Уже реже. Но возвращаюсь. Это трагедия, надолго сломившая меня и мою семью.
Очень хочется, чтобы таких трагедий было меньше – т.к. выбраться из них не у всех хватает сил.
Когда отчаяние подступает к вам, надо верить, что огонек любви горит в сердцах ваших близких или друзей, а все противоречия, возникающие между вами – от лукавого.
Мне кажется, родным можно донести свою накопившуюся боль по-другому. Суицид – очень жестокий и бессердечный урок для близких, он на долгие годы ломает людей, которые были когда-то вам так дороги.
2. ПРЕОДОЛЕНИЕ
Мне и моей семье потребовалось много лет для того, чтобы пережить случившееся. При этом было сделано много ошибок, к которым приходила от отчаяния.
Как я уже говорила, семейная трагедия спровоцировала наше отделение от мира, если это можно назвать: друзья и даже родственники стали избегать нас. Все мои новые университетские друзья, от которых я была в таком восторге, отвернулись, никто не хотел общаться. Мы варились в собственном соку, полном горя и безысходности.
Первый год оказался самым сложным. Я постоянно возвращалась в прошлое: вот день назад Андрей еще был жив, я его видела, разговаривала с ним, а сегодня этого нет!!! вот две недели, вот месяц, три месяца и т.д.. И готова была от боли рвать на себе волосы. Становилось страшно и невыносимо, что НИЧЕГО изменить я не в силах! Это очень тяжело!
Я до сих пор вспоминаю тот год, но событий, что он принес почти не помню – т.к. была фактически не жизнь, а выживание. Меня чудом не выгнали из Университета. Я плохо понимала действительность, слушала депрессивную музыку, постоянно плакала и тосковала, все еще изредка напивалась. Жила на автопилоте. Честно говоря, если бы не родители и не сестра, наверное, я покончила бы с собой – т.к. никого ближе брата у меня не было. Мама это знала. И, мне кажется, предполагала, какие мысли бродят в моей голове. Я помню момент, как она упала однажды мне в ноги и умоляла жить. Честно говоря, жить-то совсем не хотелось, хотелось к брату.
Жить стало тяжело не только от потери родного, близкого и дорогого человека. Я отвернулась от Бога. Я не понимала, как Он мог такое допустить. Соответственно смысл жизни моей на тот момент свелся к тому, чтобы жить ради родных и ради друга, учившегося на курс старше меня. Он спасал меня, носился со мной, как курица с цыплятами, беспокоился обо мне: во сколько я вернулась домой, что делаю, что слушаю, что кушаю, как настроение. Я не знаю, как он это выдержал и почему не бросил. Потому что это было ОЧЕНЬ тяжело. Даже, если любишь. У меня всегда было ОЧЕНЬ много друзей. И вдруг НИКОГО не осталось, кроме него.
Прошел первый год. Боль поутихла, не резала душу, но не оставляла меня, как и полная апатия, интерес к жизни, к вере, к Богу, от которого я сознательно отвернулась, на которого обиделась и в котором не желала искать утешения. А утешения хотелось. И начала я его искать, как слепая. В темноте. На ощупь.
– в наркотиках-
Все началось с поездки в Крым, где знакомство молодыми людьми и девушками, беззаботно и безответственно прожигающими жизнь, привело к знакомству с наркотиками (сейчас многих из этой молодежи уже нет в живых). Сейчас я понимаю, что несмотря на мой уход от Бога, Он не отвернулся от меня и уберег от серьезных, страшных наркотиков, подсесть на которые можно было с одного раза, но попробовать которые тем не менее стало моей идеей фикс (тогда я решила именно ими заглушить боль). Однако, 4 раза наркодилеров ловили по дороге, они просто не доезжали. После четвертого пойманного наркодилера я как будто протрезвела. Помню, еще подумала, что «если наркотики не доезжают — значит это Кому-нибудь нужно»…
– в тусовках-
Приехала в Москву я сорвавшейся с тормозов. Я по-прежнему хотела заполнить свою боль, убить ее на корню сумасшедшей жизнью. Сорваться с катушек мне казалось хорошим выходом. Мне казалось, что это поможет уйти от боли. Бесчисленное количество гламурных тусовок, богатые бойфренды, я брилась налысо, делала дреды — я пыталась заполнить пустоту, образовавшуюся после моего ухода от Бога, протеста и обиды на Него. Помню свою обиду на родителей – я стала бунтовать и с ними, грубить, уходить из дома, я не могла им простить, что они так безалаберно и безответственно могли выгнать брата из дома.
Я прекрасно помню, что тусовки были для меня средством, источником заполнения, но чувствовала, что «ем» суррогат, он не наполнял меня, а еще больше опустошал. Когда я оставалась одна – плакала и страдала, у меня были самые жуткие депрессии при том, что жизнь была очень яркой и насыщенной. В бойфрендах я долго искала брата: во внешности, характере – именно поэтому все отношения которые были тогда, носили кратковременный характер.
В душе моей продолжался бунт, но через некоторое время такой жизни уже начали бродить сомнения: я была знакома с очень и очень богатыми людьми. Но то ли мне так везло… Ни одного из них я не видела удовлетворенного жизнью. Я видела, что люди, как голодные берут и берут все удовольствия жизни, хотят все более острых ощущений, скатываются просто порой до животного уровня. То, что я увидела, я не видела у бедных и простых людей.
Позволю тут себе немного отвлечься. Сейчас в силу своей профессии я опять же знакомлюсь с большим количеством успешных, известных и очень богатых людей. Теперь я понимаю, что в любой социальной прослойке есть как хорошие, так и плохие люди (если это можно так назвать). Богатство не является показателем качеств человека. Но на тот момент богатая и яркая жизнь стала для меня путем выхода из душившего меня кризиса, одиночества и боли… Но как оказалось – это не тот путь. Богатство не наполняет. Это я выяснила для себя. Несколько раз случалось, что в разговоре с суперзвездами, когда мы касались с ними общечеловеческих ценностей – они начинали плакать. Когда-то это меня потрясло… Но вернусь обратно к теме.
– в протестантизме —
И вот однажды во время моих душевных сомнений и переживаний со мной познакомилась девушка из протестантской церкви, но скорее даже секты. Служба Богу происходила на сцене. И зачастую больше напоминала клоунаду, что меня смущало жутко. Недовольство высказывать было нельзя – т.к. по Библии надо уважать руководство и пасторов и т.д.. В итоге меня выгнали оттуда за связь с мужчиной, который был к тому же не из церкви.
Долго меня шатало еще неприкаянную, бросало из стороны в сторону. Гламурная жизнь — как вспышка, но оставляла в моей душе выжженное поле. Я не могла так цинично использовать мужчин, как меня тому учили. И было гадко на душе, когда чувствовала, что мною пользуются, как вещью. Я пыталась заполнить себя поездками за границу, разными проектами.
До сих пор не понимаю, почему мне не жилось спокойно. Я всегда чего-то искала. Как оказалось, уйдя от Бога, бунтуя против Него, тем не менее я не могла жить без Него.
Каждый из этих земных мытарств занял несколько лет. Принес много боли и разочарований. Потому что это не тот путь, который приносит душе умиротворение. Спустя много лет я нашла свой путь, нашла утешение в Православии. Обстоятельства сложились самым неожиданным и благоприятным для меня образом. Теперь нет желания бежать на край света за новыми ощущениями, начинать новый проект, чтобы заполнить пустоту. Выбранный путь сложен, поскольку требует изменения себя, работы над собой – гораздо легче плыть по течению. Но жить с чувством опустошенности, искать постоянно источники наполнения, утешения (когда Источник – один, и Он – есть!), и не удовлетворяться ими – для меня еще сложнее. Теперь не это стимул для творчества. Заполнив душевную пустоту, теперь мне просто хочется хорошо делать то, что у меня получается. Теперь я берусь за новые проекты не для того, чтобы наполнить себя, получить новые ощущения, но чтобы отдать. И меньше внутри при этом не становится. И дело от этого только выигрывает.
Хочу пожелать вам терпения. Жизнь каждого, не только самого близкого нам, человека многоценна в глазах Бога. Именно поэтому я думаю, что нам надо поддерживать друг друга.
А после того, что случилось уже ничего не страшно.